Жила-была баба с дедом. Была у неё дочка и падчерица. Родную по головке гладит, а чужую бьёт да ругает, что бы они не делали. Падчерица за двором следит, скотину поит-кормит, дрова и воду носит, печь топит, избу метёт, а младшая только леденцы сосёт. Никак старухе не могла угодить падчерица, ей всё не так, всё худо.
Ветер пошумит, пошумит да затихнет, а баба всё не унимается. Однажды решила старуха избавиться от чужой дочери.
— Вези, вези, её старик, куда хочешь! Лишь бы глаза мои её не видели, лишь бы уши мои о ней не слышали! Вези её в лес на лютый мороз.
Затужил старик, заплакал. Да делать нечего, посадил он дочку в сани, повёз бедняжку в лес и оставил её там под большой елью.
Сидит девушка, дрожит, холод её пробирает. Вдруг видит она — Морозко по деревьям потрескивает, с ёлки на ёлку поскакивает, пощёлкивает. Заприметил её Морозко и спрашивает:
— Тепло ли тебе, девица?
— Тепло, Морозушко, тепло, батюшка.
Ещё пуще припустился Морозко, сильнее потрескивает, пощёлкивает:
— Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?
Она еле дух переводит:
— Тепло, Морозушко, тепло, батюшка.
Морозко еще ниже спустился, сильнее затрещал, пуще защелкал:
— Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная? Тепло ли тебе, лапушка?
Девица окостеневать стала, чуть-чуть языком шевелит:
— Ой, тепло, Морозушко!
Наконец сжалился на ней Морозко, окутал теплой шубой, обогрел пуховыми одеялами.
Мачеха печёт блины, посылает мужика в лес:
— Ступай, старый, забирай свою дочь.
Приехал старик в лес, находит то самое место под большой елью, а там сидит его дочь весёлая, румяная, вся в золоте, в серебре да в соболиной шубе. Рядом стоит сундук с подарками.
Обрадовался старик, посадил он дочку в сани, взял всё добро и повёз домой.
Дома старуха печёт блины, а собачка под столом:
— Тяф-тяф! Старикову дочь в золоте и серебре везут, а старухину за муж не берут!
Та бросит ей блин и молвит:
— Не так тявкаешь! Говори: «Старухину дочь замуж берут, а стариковой дочери косточки везут…»
Собака съест блин и опять:
— Тяф-тяф! Старикову дочь в золоте и серебре везут, а старухину за муж не берут!
Старуха блины ей кидала и била ее, а собачка — всё свое…
Вдруг заскрипели ворота, отворилась дверь, в избу входит падчерица — в злате-серебре, вся сияет. А за ней несут сундук высокий, тяжелый. Старуха глянула и руки врозь…
— Запрягай, старый хрыч, другую лошадь! Вези, вези мою дочь в лес да посади на то же место…
Старик посадил старухину дочь в сани, повез ее в лес на то же место, вывалил в сугроб под высокой елью и уехал.
Старухина дочь сидит, зубами стучит. А Морозко по лесу потрескивает, с елки на елку поскакивает, пощелкивает, на старухину дочь поглядывает:
— Тепло ли тебе, девица?
А она ему:
— Ой, студено! Не скрипи, не трещи, Морозко…
Морозко стал ниже спускаться, пуще потрескивать, пощелкивать:
— Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?
— Ой, руки, ноги отмерзли! Уйди, Морозко…
Еще ниже спустился Морозко, сильнее приударил, затрещал, защелкал:
— Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?
— Ой, совсем застудил! Сгинь, пропади, проклятый Морозко!
Рассердился Морозко да так хватил, что старухина дочь окостенела.
Чуть свет старуха посылает мужа:
Запрягай скорее, старый хрыч, поезжай за дочерью, привези ее в злате-серебре… Старик уехал. А собачка под столом:
— Тяф! Тяф! Старикову дочь женихи возьмут, а старухиной дочери в мешке косточки везут.
Старуха кинула ей пирог:
— Не так тявкаешь! Скажи: «Старухину дочь в злате-серебре везут…»
А собачка — все свое:
— Тяф, тяф! Старухиной дочери в мешке косточки везут…
Заскрипели ворота, старуха кинулась встречать дочь. Рогожу отвернула, а дочь лежит в санях замёрзшая. Заголосила старуха, да поздно.