Морозко

Жила-была баба с дедом. Была у неё дочка и падчерица. Родную по головке гладит, а чужую бьёт да ругает, что бы они не делали. Падчерица за двором следит, скотину поит-кормит, дрова и воду носит, печь топит, избу метёт, а младшая только леденцы сосёт. Никак старухе не могла угодить падчерица, ей всё не так, всё худо.

Ветер пошумит, пошумит да затихнет, а баба всё не унимается. Однажды решила старуха избавиться от чужой дочери.

— Вези, вези, её старик, куда хочешь! Лишь бы глаза мои её не видели, лишь бы уши мои о ней не слышали! Вези её в лес на лютый мороз.

Затужил старик, заплакал. Да делать нечего, посадил он дочку в сани, повёз бедняжку в лес и оставил её там под большой елью.

Сидит девушка, дрожит, холод её пробирает. Вдруг видит она — Морозко по деревьям потрескивает, с ёлки на ёлку поскакивает, пощёлкивает. Заприметил её Морозко и спрашивает:

— Тепло ли тебе, девица?

— Тепло, Морозушко, тепло, батюшка.

Ещё пуще припустился Морозко, сильнее потрескивает, пощёлкивает:

— Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?

Она еле дух переводит:

— Тепло, Морозушко, тепло, батюшка.

Морозко еще ниже спустился, сильнее затрещал, пуще защелкал:

— Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная? Тепло ли тебе, лапушка?

Девица окостеневать стала, чуть-чуть языком шевелит:

— Ой, тепло, Морозушко!

Наконец сжалился на ней Морозко, окутал теплой шубой, обогрел пуховыми одеялами.

Мачеха печёт блины, посылает мужика в лес:

— Ступай, старый, забирай свою дочь.

Приехал старик в лес, находит то самое место под большой елью, а там сидит его дочь весёлая, румяная, вся в золоте, в серебре да в соболиной шубе. Рядом стоит сундук с подарками.

Обрадовался старик, посадил он дочку в сани, взял всё добро и повёз домой.

Дома старуха печёт блины, а собачка под столом:

— Тяф-тяф! Старикову дочь в золоте и серебре везут, а старухину за муж не берут!

Та бросит ей блин и молвит:

— Не так тявкаешь! Говори: «Старухину дочь замуж берут, а стариковой дочери косточки везут…»

Собака съест блин и опять:

— Тяф-тяф! Старикову дочь в золоте и серебре везут, а старухину за муж не берут!

Старуха блины ей кидала и била ее, а собачка — всё свое…

Вдруг заскрипели ворота, отворилась дверь, в избу входит падчерица — в злате-серебре, вся сияет. А за ней несут сундук высокий, тяжелый. Старуха глянула и руки врозь…

— Запрягай, старый хрыч, другую лошадь! Вези, вези мою дочь в лес да посади на то же место…

Старик посадил старухину дочь в сани, повез ее в лес на то же место, вывалил в сугроб под высокой елью и уехал.

Старухина дочь сидит, зубами стучит. А Морозко по лесу потрескивает, с елки на елку поскакивает, пощелкивает, на старухину дочь поглядывает:

— Тепло ли тебе, девица?

А она ему:

— Ой, студено! Не скрипи, не трещи, Морозко…

Морозко стал ниже спускаться, пуще потрескивать, пощелкивать:

— Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?

— Ой, руки, ноги отмерзли! Уйди, Морозко…

Еще ниже спустился Морозко, сильнее приударил, затрещал, защелкал:

— Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?

— Ой, совсем застудил! Сгинь, пропади, проклятый Морозко!

Рассердился Морозко да так хватил, что старухина дочь окостенела.

Чуть свет старуха посылает мужа:

Запрягай скорее, старый хрыч, поезжай за дочерью, привези ее в злате-серебре… Старик уехал. А собачка под столом:

— Тяф! Тяф! Старикову дочь женихи возьмут, а старухиной дочери в мешке косточки везут.

Старуха кинула ей пирог:

— Не так тявкаешь! Скажи: «Старухину дочь в злате-серебре везут…»

А собачка — все свое:

— Тяф, тяф! Старухиной дочери в мешке косточки везут…

Заскрипели ворота, старуха кинулась встречать дочь. Рогожу отвернула, а дочь лежит в санях замёрзшая. Заголосила старуха, да поздно.